Он усмехнулся и сделал первый шаг. Некоторое время Шонтэль лишь следовала его движениям, предоставляя ему вести ее, но стоило Луису почувствовать лидерство, как она перехватила инициативу в свои руки, начав импровизировать, заставляя его следовать своим прихотям.

Он зарычал на нее, в его глазах появилось желание, когда он, прижав ее бедро к себе, склонился над ней, обхватив ее талию так, что рука его оказалась под ее грудью.

— Снова хочешь взять меня, Луис? — спросила Шонтэль, когда их лица сблизились в танце.

— Отдать. Отдать все, что имею, — ответил он.

Он и правда хотел ее!

Все еще!

А может, и не переставал?

Возбуждение обжигало ее.

Она отдалась танцу, подчеркивая его чувственную красоту искусными, коварными движениями своего прекрасного тела.

Нет смысла отрицать — она желает его. Многие вопросы остались без ответов, но, если эта ночь могла направить их жизни в новое русло, Шонтэль не упустит этого шанса.

Драматичная мелодия все больше увлекала их, и Шонтэль боялась, что растает от этого жаркого ритма.

Они тяжело дышали, когда музыка кончилась, и он замер, наклонившись над нею.

Но это еще не конец, подумала Шонтэль. Достаточно было посмотреть в глаза Луису. И надежды, казавшиеся недавно такими наивными, вновь возродились в ней.

Глава 17

Все ли он сделал?

Этот вопрос не давал Луису покоя, когда он смотрел, как Шонтэль танцует с Патрисио вальс, не танго. Ни за что он не позволил бы другому мужчине танцевать с ней танго. Вальс другое дело. Вот только… Он жаждал держать ее в своих объятиях — только в своих, — хотя знал, что так положено: знак поддержки со стороны семьи, знак одобрения его выбора.

Его план срабатывал… до сих пор. Шонтэль прекрасно справлялась с доверенной ей ролью, но что она чувствовала… что думала… он не смел и предположить что-либо до того, как прием окончится. Слова, сказанные ею во время танго, тревожили его. «Снова хочешь взять меня, Луис?» Смел ли он надеяться на прощение за предыдущую ночь в Ла-Пасе?

Здесь он сделал все что мог, подытожил Луис. Но теперь он сгорал от нетерпения. Он должен знать: была ли она лишь его партнершей, готовой помочь ему стать свободным, или она все-таки поверила в его любовь? Если последнее, то была надежда.

Стрелки часов приближались к трем, можно уходить.

— Торопишься, Луис? — подмигнул один из приятелей.

— И это можно понять, не так ли? — подметил другой. — Такая женщина сведет с ума любого. Она обворожительна, Луис.

— Да, бесспорно, — согласился он, скрывая свое волнение под дружеской улыбкой.

Он подозвал одного из слуг и велел сообщить шоферу, чтобы тот был наготове.

Правда, вечеринка была в самом разгаре, и не исключено, что большинство гостей пробудут здесь до самого рассвета, но Луис не сомневался, что все с пониманием отнесутся к их раннему уходу. Все знали, что за плечами у них трудный день, кроме того, они и так уже сумели завоевать расположение публики.

Семья Гальярдо тактично удалилась еще час назад. Эстебан, несомненно, был человеком неглупым, решив конфликта между семьями не затевать, по крайней мере открыто. Сохранить репутацию важнее всего. Не говоря уже о деловых связях. Луис и это просчитал.

Шонтэль больше не боялась быть изгнанной или униженной аргентинским обществом. Наоборот, все смотрели на нее с восхищением. В итоге достигнуто немало, удовлетворенно подумал Луис.

Лучшей реакции публики на его решение и пожелать было нельзя. Не то чтобы это было очень важно, но, несомненно, служило поддержкой. Если только все это имело смысл… Она так долго размышляла над ответом на сделанное им предложение… Она обещала поддержку и сдержала слово.

Правда, он чувствовал нечто большее, чем просто поддержку, в пылких движениях ее танца. Может, это досада? Если сейчас она и сердилась на него, внешне на это не было и намека. Она была сама любезность; ее улыбки, смех — все это давало основания надеяться на искренность ее чувств. А может, она просто хорошо играет свою роль, делая то, чего, как она думает, от нее ждет он?

Не исключено, что причиной тому была лишь ее гордость и она считала, что у них нет будущего, но Луис надеялся, что это не так.

Вальс кончился.

Луис оставил своих друзей и направился навстречу Патрисио и Шонтэль, чтобы принять ее из рук брата. Богиня, подумал он, глядя на нее. Красное шелковое платье подчеркивало ее женственность. Светлые волосы переливались, искрились. Все в ней манило его… тело и душа. В нем проснулся первобытный инстинкт: я должен победить…

Эта мысль обожгла его. Он протянул руку Шонтэль. Без малейшего колебания она взяла его под руку, подарив Патрисио обворожительную улыбку. Луис почувствовал, как у него судорожно свело желудок.

— Спасибо, Патрисио, — поблагодарила Шонтэль.

— Мы уходим, — сообщил Луис. Он не желал ее делить ни с одним мужчиной, даже с братом. — Спасибо за поддержку, Патрисио, — поблагодарил он, искренне радуясь его помощи.

Патрисио с пониманием подмигнул.

— В следующий раз, когда решите войти в клетку со львами, предупредите заранее. Хотя должен признать, справились вы неплохо. — Он отвесил Шонтэль галантный поклон. — Прости мне мои сомнения, Шонтэль. Я искренне рад, что ты станешь членом семьи. Моему брату повезло.

— Спасибо, ты так мил, — ответила она, усиливая волнение Луиса, — в словах ее не было уверенности.

Патрисио серьезно взглянул на Луиса:

— Не вздумай уходить, не поговорив с матерью. Хлопать начала именно она. Это удивило Луиса.

— Я думал, это был ты.

— Я лишь последовал ее примеру.

— Спасала свою репутацию, — предположил Луис с иронией.

Патрисио покачал головой.

— Она публично поддержала тебя. Это может означать куда больше, чем кажется.

— Посмотрим. — Луис пожал плечами. — Спокойной ночи, Патрисио.

— Спокойной ночи.

Луис кивнул приятелям, затем вместе с Шонтэль направился к выходу из залы, мысленно отметая все возражения матери. Зачем идти на риск, ведь она может сказать Шонтэль какую-нибудь гадость. Не сейчас. Момент слишком ответственный.

— Суд вынес приговор, — сухо заметила Шонтэль.

Его сердце замерло. Она все еще играла свою роль?

— Я надеюсь, ты довольна, что совершила акт справедливости? — спросил он, глядя ей прямо в глаза.

Она бросила на него ироничный взгляд.

— Будь ты похитрее, подарил бы мне желтый бриллиант.

Хитрость… да, пожалуй, в этом она могла его обвинить. Да, это была чистой воды авантюра. Но даже теперь он не знал, каков же результат.

— А изумруд тебе понравился? — спросил он. Она улыбнулась, любуясь перстнем на своей руке.

— Экстравагантный поступок, Луис, — произнесла она, задумчиво глядя на изумруд. — И тебе все поверили.

Она не поверила ему.

На мгновение он растерялся. Что еще он мог сделать, чтобы вернуть ее доверие? Неужели весь его план с самого начала был обречен? Боже! Он не мог позволить ей уйти! Он судорожно сосчитал количество часов, оставшихся до того, как он должен будет отвезти ее в аэропорт. Тринадцать. А там еще два часа в аэропорту до вылета. Он обязан заставить время работать на него.

— Я сказал то, что думал, Шонтэль, — возразил Луис. — Я решил, что это единственный путь доказать, что я — хозяин своего слова. Просто в данных обстоятельствах я подумал, что доказывать это нужно не словом, а делом.

Тут Шонтэль остановилась. Правой рукой она вцепилась в его локоть и отшатнулась. Путь в галерею им преградила мать Луиса.

Он с трудом сдерживал себя. Если бы она не вмешалась в их жизнь два года назад…

— Луис, Шонтэль, вы уже уходите?

— Надеюсь, хоть в этом ты нам мешать не станешь? — резко сказал он.

В ее глазах была боль, лицо напряжено, но она старалась не показывать виду, что страдает. Нерешительно мать тронула его за руку. Такой он видел ее впервые. Но два украденных ею года…

— Прости, я была не права, — призналась она и умоляюще посмотрела на Шонтэль, не найдя во взгляде Луиса ни капли сострадания. — Шонтэль, прошу тебя, не отнимай у меня сына.